Авва дорофей - душеполезные поучения. Авва дорофейдушеполезные поучения

Стараюсь каждый пост перечитывать свою любимую после Евангелия книгу. Речь о поучениях аввы Дорофея. Очень нравится мне слово «авва». Прямо как папа. А сам преподобный Дорофей был очень смиренным и потому добрым человеком. Даже среди святых отцов по мягкости и доброте слова он уникален. Читаю его поучения и очень хочу быть похожим на него. Пока плохо получается, но я стараюсь…

Вспоминаю свою молодость, свое новоначалие христианское и неофитство. Самое начало 90-х, еще пустые церковные прилавки. И вот они – первые духовные книги... Их было три: Новый Завет, житие преподобного Серафима Саровского и поучения аввы Дорофея. Рекордный тираж для того времени – 200 тысяч экземпляров. До революции только в Оптиной пустыни его переиздавали 7 раз. Авва Дорофей – «бронзовый призер», после Библии и «Несвятых святых». Лучшего пособия для начинающего христианина нет и не будет. И для того, кто уже «со стажем» эта книга, по мысли Оптинских старцев, «соединяет в своих поучениях глубокое ведение сердца человеческого с христианскою простотою. Авва Дорофей предлагает ясное духовное зеркало, в котором каждый может увидеть самого себя и вместе найти вразумление и совет, как исправить свои душевные немощи и мало-помалу достигнуть чистоты и безстрастия». Любим мы разглядывать себя в своих квартирных и домашних зеркалах, кто-то больше, кто-то меньше, а вот в духовное зеркало смотримся редко. Кстати, у нас в России, правда, до революции во дворце купца-золотопромышленника М. Бутина стояло самое большое в мире зеркало – 16 кв. метров. Везли его из Парижа через полсвета в Николаевск-на-Амуре на специально построенной барже... И все-таки не любим мы свою изнанку изучать. А надо бы как можно чаще и внимательнее... Зачем, спросите? А чтобы душу свою лучше увидеть. А дальше, что с ней делать и как жить, дело каждого.

Мы редко смотримся в духовное зеркало

Читать авву Дорофея можно с любого места. Посмотрим, что он говорит в начале книги. «Ничто не приносит такой пользы людям, как отсечение своей воли, и поистине от сего человек преуспевает более, нежели от всякой другой добродетели» (Поучение 1. Об отвержении мира). Перед нами ответ на всегдашние вопросы: как жить и что делать? Мы, православные люди, все время что-то ищем и выдумываем. Своих батюшек замучили бесконечными вопросами на эту тему. Авва Дорофей указывает самый короткий путь не к чему-то там, а к самой святости жизни. А об этом стоит побеспокоиться. Ведь церковь для того и основана, чтобы в ней рождались святые. А где нет святых, там нет и Церкви. Поэтому в беседах с сектантами, чтобы не тратить свое время и силы, задайте им вопрос: «Если вы называете себя церковью, то покажите и назовите ваших святых». А их-то у них и нет.

Так что давайте попробуем отсекать свои желания. Спросите, перед кем? Сколько времени? Лучше всего перед всеми и в течение целой жизни. А начинать, как всегда, нужно с самого легкого, то есть с малого. Авва Дорофей советует:

«Положим, что кто-нибудь, встречает празднословящих между собою, и помысл говорит ему: “скажи и ты такое-то слово”, а он отсекает хотение свое и не говорит... (Могу от себя продолжить: пришел домой и хочу сразу включить TV или сесть за компьютер; прохожу мимо магазина, так и тянет зайти, а ведь незачем; идет пост, а мне так многого хочется съесть, что считаю дни до Пасхи – но я делаю над собой усилие и побеждаю искушение). Отсекая же таким образом (свою волю), человек приходит в навык отсекать ее и, начиная с малого, достигает того, что и в великом отсекает ее без труда и спокойно».

Понятно, что требуется постоянная тренировка. Останавливаться нельзя, так как добрый навык созревает во времени. Требуется труд и терпение, и тогда случается чудо, о котором говорит авва Дорофей: «человек достигнет наконец того, что вовсе не имеет своей воли, и что бы ни случилось, он бывает спокоен, как будто исполнилось его собственное желание. И тогда, как он не хочет исполнять свою волю, оказывается, что она всегда исполняется».

А теперь откроем книгу в середине и сразу находим совет, применимый для всех: «Если кто потеряет золото или серебро, то он вместо него может найти и купить другое; если же мы потеряем время, живя в праздности и лени, то не возможем найти другого взамен потерянного; поистине мы будем искать хотя одного часа сего времени и не найдем его» (Поучение 11. О том, чтобы отсекать страсти...). Этот совет лично для меня. Душа моя, душа моя, что спишь? Конец приближается... Действительно, самое ценное, что есть у нас, – это время. Представим себе, что душу, которая в загробном мире лишилась Царствия Небесного спросят: «А чего ты больше всего хочешь?» Ответ будет один: «Вернуться обратно в тело и получить хотя бы один час этой земной жизни». Только в этой жизни можно каяться в грехах, творить добрые дела, умолять Бога о помиловании... Одним словом, делать то, что может реально изменить нашу вечную участь. У нас еще есть время, а это добрый знак. Господь любит нас и ждет от нас посильных трудов во благо нашей души. Пора начинать серьезную жизнь... Самое главное – не опоздать!

Посмотрим, о чем пишет авва Дорофей в последних главах. «Кто совершит дело, угодное Богу, того непременно постигнет искушение, ибо всякому доброму делу или предшествует, или последует искушение; да и то, что делается ради Бога, не может быть твердым, если не будет испытано искушением» (Поучение 19). Искушения подобны печатям, которыми подтверждается качество и законность доброго дела. Если есть искушения, оно принято Богом. Некоторые боятся делать добрые дела, зная, что вместе с ними придут скорби. Например, отказываются быть крестными родителями, боясь ответственности, по той же причине не венчаются в церкви, не участвуют в Таинствах Церкви, боятся постов... Это не по-христиански. Как говорится, волков бояться – в лес не ходить, и трус не играет в хоккей. Самые серьезные испытания посещают священнослужителей Церкви и монашествующих. С ними идет настоящая, а не иллюзорная духовная брань. Именно на них больше всего ополчаются бесы, а Бог промыслительно попускает своим служителям самые тяжелые искушения. Так что, когда вас страшит «бесовская месть» за доброе дело, вспоминайте нас, священнослужителей, и ничего не бойтесь. Часто искушение необходимо, чтобы смирить нашу гордыню и высокоумие. Будем помнить слова пророка Давида: «Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему даждь славу».

Читать святых отцов нужно умеренно. Важно помнить золотое правило аскетики: чтение должно соответствовать нашему образу жизни. Читаем только то, что можем исполнить. Чтение о подвигах выше наших сил отложим на более поздние времена. Авва Дорофей, на мой взгляд, писатель универсальный, его советы удобоисполнимы как в монастыре, так и в миру; как для мужчин, так и для женщин; как для начинающих, так и для совершенных, если такие есть в нашем мире. Одним словом, начнем читать авву Дорофея.

Преподобный авва Дорофей был учеником преподобного Иоанна Пророка в палестинском монастыре аввы Серида в VI веке.

В молодости он усердно изучал науки. "Когда учился я внешнему учению, - писал авва, - то вначале весьма тяготился я учением, так что, когда приходил брать книгу, то шел как бы к зверю. Но когда стал я принуждать себя, то Бог помог мне, и я так привык, что не знал, что ел, что пил, как спал, от теплоты, ощущаемой при чтении. Никогда не могли завлечь меня за трапезу к кому-либо из друзей моих, даже не ходил к ним и для беседы во время чтения, хотя любил я общество и любил товарищей моих. Когда отпускал нас философ... я отходил туда, где жил, не зная, что буду есть, ибо не хотел тратить времени для распоряжения насчет пищи". Так впитывал преподобный авва Дорофей книжную премудрость.

С еще большей ревностью посвятил он себя иноческому деланию, когда удалился в пустыню. "Когда пришел я в монастырь, - вспоминал преподобный, - то говорил себе: если столько любви, столько теплоты было для внешней мудрости, то тем более должно быть для добродетели, - и тем более укрепился".

Одним из первых послушаний преподобного Дорофея было встречать и устраивать приходивших в обитель богомольцев. Ему приходилось беседовать с людьми разного положения, несшими всевозможные тяготы и испытания, боримыми разнообразными искушениями. На средства одного брата преподобный Дорофей выстроил больницу, в которой сам прислуживал. Сам святой авва так описывал свое послушание: "В то время я только что встал от болезни тяжкой. И вот приходят странники вечером, - я проводил с ними вечер, а там погонщики верблюдов, - и им приготовлял я нужное; много раз случалось, что когда отходил я спать, встречалась другая нужда, и меня будили, - а затем приближался час бдения". Чтобы бороться со сном, преподобный Дорофей упросил одного брата будить его к службе, а другого не позволять дремать во время бдения. "И поверьте мне, - говорил святой авва, - я так уважал их, словно от них зависело мое спасение".

В течение 10 лет преподобный Дорофей был келейником у преподобного Иоанна Пророка. Еще и прежде он открывал ему все помыслы, а новое послушание соединил с совершенным преданием себя в волю старца, так что не имел никакой скорби. Беспокоясь, что он не исполнит заповедь Спасителя о том, что многими скорбями подобает войти в Царство Небесное, авва Дорофей открыл этот помысл старцу. Но преподобный Иоанн ответил: "Не скорби, тебе не о чем беспокоиться, кто находится в послушании у отцов, тот наслаждается беззаботностью и покоем". Преподобный Дорофей считал счастьем для себя служить великому старцу, но всегда был готов уступить эту честь другим. Кроме отцов обители аввы Серида преподобный Дорофей посещал и слушал наставления и других современных ему великих подвижников, в том числе и преподобного аввы Зосимы.

После кончины преподобного Иоанна Пророка, когда авва Варсануфий принял на себя совершенное молчание, преподобный Дорофей оставил монастырь аввы Серида и основал другую обитель, иноков которой окормлял до самой кончины.

Преподобному авве Дорофею принадлежит 21 поучение, несколько посланий, 87 вопросов с записанными ответами преподобных Варсануфия Великого и Иоанна Пророка. В рукописях известны также 30 слов о подвижничестве и запись наставлений преподобного аввы Зосимы. Творения аввы Дорофея исполнены глубокой духовной мудрости, отличаются ясным, отточенным стилем, простотой и доступностью изложения. Поучения раскрывают внутреннюю жизнь христианина, постепенное восхождение его в меру возраста Христова. Святой авва часто обращается к советам великих святителей: Василия Великого , Григория Богослова , Григория Нисского . Послушание и смирение, соединенные с глубокой любовью к Богу и ближним, являются теми добродетелями, без которых невозможна духовная жизнь, - эта мысль пронизывает все поучения аввы Дорофея.

В изложении везде ощутима личность преподобного Дорофея, которого его ученик, преподобный Досифей (память 19 февраля), охарактеризовал так: "К подвизавшейся с ним братии он относился со стыдливостью, смирением и приветливо, без гордости и дерзости; ему были свойственны добродушие и простота, он уступал в споре, - а ведь это начала благоговения, доброжелательства и того, что слаще меда - единодушия, матери всех добродетелей".

Поучения аввы Дорофея являются начальной книгой вступивших на путь духовного делания. Простые советы, как поступить в том или другом случае, и тончайший анализ помыслов и движений души являются надежным руководством для тех, кто решил опытным путем читать творения аввы Дорофея. Иноки, начав читать эту книгу, не расстаются с ней всю жизнь.

Творения аввы Дорофея находились во всех монастырских библиотеках и непрестанно переписывались. На Руси его книга; душеполезных поучений и ответов преподобных Варсануфия Великого и Иоанна Пророка по количеству списков была самой распространенной, наряду с "Лествицей" преподобного Иоанна и творениями преподобного Ефрема Сирина . Известно, что преподобный Кирилл Белозерский (+ 1427, память 9 июня), несмотря на многочисленные обязанности игумена, собственноручно переписал поучения аввы Дорофея вместе с Лествицей преподобного Иоанна.

Поучения аввы Дорофея относятся не только к инокам: вовсе времена эту книгу читали все, кто стремился исполнить заповеди Спасителя.

«Душеполезные поучения» аввы Дорофея - одно из самых читаемых аскетических творений. Читая его на наших уроках, мы часто останавливаемся на приведенных там примерах - ярких, наглядных, запоминающихся. Ими авва Дорофей иллюстрирует духовную жизнь христианина, и благодаря этому, поучения становятся понятнее и доступнее. С такого примера мы и начнем сегодняшний урок.

- «Душеполезные поучения» аввы Дорофея - одно из самых читаемых аскетических творений. На протяжении вот уже пятнадцати столетий христиане черпают в этой сокровищнице богатейший духовный опыт. Как искоренять страсти и приобретать добродетели? Как проходить путь Божий разумно и внимательно? Ответы на эти вопросы мы находим и на наших уроках, читая поучения преподобного Дорофея. А слушая пояснения и размышления протоиерея Алексия Яковлева по поводу прочитанного, понимаем, что все эти слова говорились и для нас, по крайней мере для тех, кто искренне стремится идти узким путем спасения.

А чтобы эти поучения были нам предельно понятны и доступны, авва Дорофей иллюстрирует их множеством жизненных примеров - ярких, наглядных, запоминающихся. Так, читая на прошлом уроке двенадцатое поучение, которое называется «О страхе будущего мучения и о том, что желающий спастись никогда не должен быть беспечен о своем спасении» , мы остановились на одном из таких примеров. В нем авва Дорофей показывает загробную участь грешников, но при этом он не пугает нас, а с любовью и заботой предупреждает о возможной опасности. С этого примера мы и начнем сегодняшний урок.

«Хотите ли, я объясню вам на примере, что я говорю вам? Вот пусть кто-нибудь из вас придет, и я затворю его в темную келлию. Пускай он хотя только три дня не ест, не пьет, не спит, ни с кем не беседует, не поет псалмов, не молится и не вспоминает о Боге (перечисление того, чего не нужно делать); и тогда он узнает, что в нем будут делать страсти».

Всего тут несколько строчек, но я думаю, что если человек посидит, подумает, даже затворяться в келье не надо - он сообразит, что авва Дорофей предлагает здесь пример того, что действительно происходит с человеком во время адского мучения, что у него нигде нет (здесь искусственно, конечно), ни утешения телесного, ни духовного, даже, как он говорит, «не вспоминает о Боге» . Ни там, нигде никакого успокоения не будет.

Но «он еще здесь находится (в конце концов, человек в обморок может упасть, сознание потерять - и хорошо), но насколько же больше по выходе души из тела, когда она предается страстям и останется одна с ними, потерпит тогда она, несчастная. По здешним скорбям вы можете несколько понять, какова тамошняя скорбь. Ибо когда у кого-нибудь делается горячка, то что воспаляет его (какая причина)? Какой огонь или какое вещество производит это желание? Если же кто-нибудь имеет тело желчное и худосочное (имеется в виду, что там и гореть-то особенно нечему)?» И окончание примера: «Так и душа, охваченная страстями, всегда мучается, несчастная, своим злым навыком (сам себя ты, грешный, мучишь), имея всегда горькое воспоминание и томительное впечатление от страстей, которые беспрестанно жгут и опаляют ее» . Это классическое описание мучений связано с тем, что человек мучается сам собственными страстями.

«Кто может вообразить себе эти страшные места, где тела мучаются, а страдание души усиливается?»

Странно, что именно здесь он не стесняется - может, ему проще, - но и нам не стыдно за авву Дорофея, что он приближается здесь, насколько возможно, к рассказам о сковородках, жаровнях и тому подобному. Один из довольно умных людей сказал: «Знаете, как будет обидно и странно и, надо признать, не без злой иронии или сарказма, когда ржавший над сковородками попадет (не приведи Бог) в ад и обнаружит там эти сковородки». Как-то меня всегда это очень сильно впечатляло. Так-то это смешно, но многие жестокие, страшные, обидные и несправедливые вещи довольно глупы, и если не смешны, то неуклюжи. Зло, страсть, демоны не обладают изящно-прекрасным умом, вроде бы нет? Почему бы им сковородками не пользоваться? Они тоже там же мучимы, это ясно, но одно другому не мешает.

«Кто может вообразить себе тот страшный огонь и тьму, кто может вообразить себе тех безжалостных мучителей и другие бесчисленные томления, о которых часто говорится в Божественном Писании?»

Кто это может вообразить? Ответ аввы Дорофея: а что ты воображаешь? Ты это вообразил, тебе кажется, что это невозможно, а может, это возможно, просто у тебя воображения мало. Воображение - своеобразная штука. Кто, говорит он, это может вообразить? Вообразил что-то очень духовное, а тебе пришло очень телесное, ты даже и не ожидал этого, думал, тебя сейчас будут хитро и психологически мудрено мучить, а тебя просто по ушам бьют много раз, да и все, и никакой психологии. И это правильно. Ты думал, что тебя будут бить, а тебя оставили без еды и питья, никто не приходит - и все дела, ничего такого.

Тут дело не в богатстве воображения, а в том, что оно человека куда-то уводит, а там и воображать-то особо нечего. Чтобы демонам, страстям обмануть человека, им не нужно много ума: мы же знаем, что огромное количество мошенничеств, обманов, воровства совершается не с помощью изящных умственных кунштюков. Для того чтобы обмануть человека, в том числе умного, не требуется ума и запредельной хитрости - требуется жестокая наглость, нахальная, и все, больше ничего не надо. Я вот сейчас попрошу у Вас, Ольга Валентиновна, кошелек - и сбегу, громко смеясь, и всё. Вы же не будете ожидать от меня, что я взял у Вас кошелек и убежал. Так и здесь: не ожидаешь, что тебя будут так глупо обманывать, а тебя так глупо и жестоко обманывают.

«Ибо как праведные, по словам святых, получают некие светлые места и веселие ангельское, соразмерно благим их делам, так и грешники получают места темные и мрачные, полные страха и ужаса. Ибо что страшнее и бедственнее тех мест, в которые посылаются демоны? И что ужаснее муки, на которую они будут осуждены? Однако и грешники будут мучимы с этими самыми демонами».

Он подчеркивает, что не просто демоны будут мучить грешников, а это будет их совместное мучение. Христос говорит: идите в огонь вечный, уготованный не людям, а дьяволу и аггелам, помощникам его, бесам, то есть это не просто то место, где те заправляют, - все там, это общее место мучений.

«А еще страшнее то, о чем говорит святой Иоанн Златоуст (я еще раз повторюсь: авва Дорофей приводит глубокие и умные примеры того, что такое это будущее адское мучение): “Если бы не текла река огненная и не предстояли страшные ангелы, а только призвались бы люди все на суд, и одни, получая похвалу, прославлялись бы, а другие отсылались бы в бесчестие, чтобы не видеть им Божьей славы, то и наказание вот этим лишь только стыдом и бесчестием, и скорбь об отпадении от таких великих благ, не была бы она ужасней всякой геенны?”»

Другое описание ада, когда Иоанн Златоуст (видимо, специально для тех, кто потом будет по этому поводу всячески ухмыляться) говорит: ну уберите это, пожалуйста. Убрали? А в остатке что осталось? В остатке осталось больше, чем даже было.

«Тогда и самое обличение совести, и самое воспоминание о сделанном (о дурном), как мы сказали выше, будут нестерпимее бесчисленных и неизреченных томлений. Ведь души помнят все, что было здесь, как говорят отцы, и слова, и дела, и помышления, и ничего из этого не могут забыть тогда». То есть самое важное, определяющее в жизни человеческой - авва Дорофей на этом настаивает, - после смерти человек помнит. Он оговаривается, что в псалме сказано: «В тот день погибнут все их помышления» - мы часто эти слова поем во время богослужения, - и авва Дорофей подчеркивает, что это говорится о мимолетных помышлениях века сего. Интересное перечисление дается: о строении, об имуществе, о всяком даянии и получении (извините меня, экономисты, - об экономике, видимо), и почему-то он упоминает о родителях . Мне кажется, что он это делает здесь, во многом ориентируясь на то, что перед ним монахи, такой сугубо острый педагогический ход, - наверное, в это смысле надо рассматривать. Так-то это очень жестко, может, в этом месте нам не стоит соглашаться с аввой Дорофеем, тем более что и он в другом месте не со всем соглашается.

«Все сие вместе с тем, как душа выходит из тела, погибает для нее, и из всего этого она тогда ни о чем не вспоминает и не заботится. А что она сделала относительно добродетели или страсти, все то помнит и ничто из этого для нее не погибает: но если человек принес кому-нибудь пользу или сам получил ее от кого-либо, то он всегда памятует получившего от него пользу и оказавшего ему оную. Также и если получил от кого-либо вред или сам сделал кому-нибудь вред, то всегда помнит и сделавшего ему вред, и потерпевшего вред от него».

Авва Дорофей здесь как-то протокольно-технически описывает, но это тем более впечатляет, это постоянное повторение: если ты дал или ты получил, ты это помнишь, того и другого, и с другой стороны так же, - пишет, никуда не торопясь. «И ничего, как я сказал, не забывает душа из того, что она сделала в этом мире, но все помнит, хоть и вышла из тела, и притом еще лучше и яснее, потому что освободилась от земного сего тела» , то есть ничего не мешает ей из телесных вещей, наоборот даже.

Он вспоминает: «Некогда говорили мы об этом с одним великим старцем, и старец сказал, что душа, по выходе из тела, помнит страсти и грехи, которые она исполняла, и лица, с которыми совершала их. А я говорил ему: может быть, это и не так; но, конечно, она будет иметь злой навык, полученный ею ко греху, и будет вспоминать о нем» . То есть авва Дорофей даже как-то ужаснулся: как это - все до мелочей помнить дурное? «Мы долго спорили об этом предмете, желая уяснить его; но старец не соглашался со мною, говоря, что душа помнит и самый вид греха, и самое место, и то самое лицо, с которым согрешила» . Авва Дорофей с этой рельефной остротой вспоминания зла не мог согласиться: ужасно же. «И поистине, если это так, то нам предстоит еще более тягчайший конец, если не будем внимать себе (если не будем беспечными). Потому я и говорю вам, друзья, всегда: старайтесь здесь возделывать добрые помышления, чтобы найти их там (после смерти), ибо что человек имеет здесь, то исходит с ним отсюда, и то же будет он иметь и там (с собой этот багаж заберет)» .

«Позаботимся, братия, чтобы нам избавиться от такого бедствия, постараемся о сем, и Бог сотворит с нами милость: ибо Он есть упование всех концев земли и сущих в мори далече (Пс. 64, 6)».

Здесь авва Дорофей приводит классический пример толкования псалма царя Давида, христианского толкования, которое к историческим обстоятельствам написания псалма особого отношения не имеет, но тем не менее такое понимание для нас утешительно и важно. «Сущии в концах земли, - говорит авва Дорофей, - это те, кто находятся в конечной злобе; а сущии в море далече - те, которые пребывают в крайнем неразумии (но он на этом не останавливается); но Христос есть упование (надежда) и их тоже. Потребен малый труд; потрудимся, чтобы быть помилованными» .

И дальше еще один пример, который стоит запомнить: он хорош с точки зрения запоминания, и как пример он глубок, с разными изгибами мысли: «Если кто имеет поле и оставит его в небрежении, то оно зарастет; и не тем ли более наполнится оно тернием и волчцами, чем более он будет небречь об этом поле? Когда же он придет очистить поле, то не тем ли более должны будут окровавиться руки его, чем больше оно заросло, когда он захочет выдергать ту худую траву, которой дал взойти во время своего нерадения? Ведь невозможно человеку не пожать того, что он посеял. А кто желает очистить поле свое, тот должен сперва совершенно искоренить всю дурную траву; ибо если он не исторгнет совершенно всех корней ее, но только сверху срежет ее, то она опять вырастет» . Потихоньку авва Дорофей переходит к тому, как он будет излагать учение о действии страстей. Почему это поучение тем более драгоценно: мы в нем встречаем один из важных рассказов о том, что такое страсти. Мы это читали, конечно, но здесь важное добавление.

«Исторгнуть нужно самые корни, и когда человек хорошо очистит поле от травы, терния и тому подобного, то должен его вспахать, взборонить и таким образом возделать; а когда оно уже будет хорошо возделано, тогда должно посеять доброе семя».

«Ведь если он после такого очищения (дальше интересно) оставит поле праздным (т.е. пустым), опять взойдет трава (хотя даже корней не было) и, найдя землю мягкую и удобренную от очищения, пустит корни в глубину и более укрепится и умножится на поле. Так бывает и с душою: сперва должно отсечь всякое ветхое пристрастие и злые навыки, которые она имеет: ибо нет ничего хуже злого навыка. И святой Василий говорит: "Немалый подвиг - преодолеть свой навык, ибо навык, укрепившись долгим временем, часто получает силу естества"». Настолько становится соприроден душе конкретного человека, что он воспринимает этот вполне дурной, никчемный, на самом деле не его навык как свою неотъемлемую природную часть.

«Итак, должно подвизаться, как я сказал, против злых навыков и страстей, и не только против страстей, но и против причин их (против корней); ведь если не исторгнуты корни, то терние необходимо опять вырастет, тем более что некоторые страсти ничего не смогут сделать, если человек отсечет причины их» . И примеры: «Так зависть сама по себе ничто, но имеет некоторые причины, в числе которых славолюбие: ибо кто хочет прославиться, тот завидует прославленному или предпочтенному» . Понятно, в принципе. Описание понятно, а бороться сложно.

Гнев происходит от разных причин, по авве Дорофею, особенно от сластолюбия. «О сем упоминает и Евагрий, говоря, что некоторый святой сказал: "Я для того и отвергаю наслаждения, чтобы отсечь причины раздражительности". И все отцы говорят, что каждая страсть рождается от этих трех» - и он перечисляет:

«Каждая страсть рождается от славолюбия, сребролюбия и сластолюбия. Итак, должно не только отсечь страсти, но и причины их, потом хорошо удобрить нравы свои покаянием и плачем, и тогда уже начать сеять доброе семя, которое суть добрые дела.

Если же человек, исправив нравы свои и покаявшись в прежних своих делах, не станет заботиться об исполнении добрых дел и приобретении добродетелей, то на нем сбывается сказанное в Евангелии, в притче о нечистом духе и семи духах, злейших его».

И действительно, если человек справился с какими-то дурными проявлениями (не искоренил, но в значительной степени справился), то, с одной стороны, ему легче становится, а с другой - в более или менее подготовленное поле легче внедряются дурные вещи. Это мы видим на примерах людей, вполне религиозных (я не говорю о конкретных христианах), но если бы они были менее религиозны, то всем было бы от этого значительно легче.

Есть какой-нибудь нехороший человек: есть и есть, и хорошо, ладно, что теперь поделать. А если этот нехороший человек все свои нехорошести, свою дурноту объясняет сугубо возвышенными - религиозными - мотивами, то это уже перебор, тяжело такое переносить. Я говорю не про верующего человека, который какие-то глупости делает, грехи совершает - бывает такое, а как частный и очень яркий пример того, о чем и в евангельском примере говорится и о чем авва Дорофей говорит: когда человек свои грехи, с которыми он до какого-то момента справлялся, начинает объяснять возвышенными, небесными причинами. Здесь спектр очень большой: от вполне благочестивых протестантов, которые высаживаются в Новом Свете, до религиозных психопатических маньяков и до вполне благообразных стражей порядка в православных храмах - разные могут быть проявления того, как у человека может быть все почищено, но есть одна проблемка, когда пришли злые духи и сказали, что тут очень хорошо, прекрасно жить: ничего не разбросано, все подметено, отличненько.

«И невозможно душе пребывать в одном и том же состоянии, но она всегда преуспевает или в лучшем, или в худшем. Поэтому каждый желающий спастись должен не только не делать зла, но и обязан делать добро» . Вот зачем, с аскетической точки зрения, добро делается: если не делает этого человек, сидит просто, то это худо, это плохо получается, потому что «свято место пусто не бывает».

«Поэтому каждый желающий спастись должен не только не делать зла, но обязан делать и добро, как сказано в псалме: уклонися от зла и сотвори благо; не сказано только: уклонися от зла, но и: сотвори благо».

Он приводит простой пример: «Если кто-нибудь привык обижать, то он должен не только не обижать, но и поступать по правде; если он был блудник, то он должен не только не предаваться блуду, но и быть воздержным; если был гневлив, должен не только не гневаться, но и приобрести кротость; если кто гордился (тщеславился, по классификации святителя Игнатия (Брянчанинова)), то он должен не только не гордиться, но и смиряться. Каждая страсть имеет противоположную ей добродетель (практически название статьи святителя Игнатия): гордость - смиренномудрие, сребролюбие - милосердие, блуд - воздержание, малодушие - терпение, гнев - кротость, ненависть - любовь; каждая страсть, как я сказал, имеет противоположную ей добродетель».

Ведущая Ольга Баталова
Записала Ксения Смирнова

ПРЕПОДОБНОГО ОТЦА НАШЕГО

АВВЫ

ДОРОФЕЯ

ДУШЕПОЛЕЗНЫЕ ПОУЧЕНИЯ
и
П О С Л А Н И Я

С ПРИСОВОКУПЛЕНИЕМ

ВОПРОСОВ ЕГО И ОТВЕТОВ НА ОНЫЕ

ВАРСОНУФИЯ ВЕЛИКОГО И ИОАННА ПРОРОКА

"Душеполезные поучения" преподобного аввы Дорофея - это бесценное сокровище духовной мудрости. Благодать Божия, которой был преисполнен авва Дорофей, по слову Спасителя соделалась в нем неиссякаемым "источником воды, текущей в жизнь вечную". В книге все христиане - и иноки, и миряне - найдут множество спасительных и душеполезных советов и наставлений.

Авва Дорофей очень доступно и просто говорит о том, что необходимо для каждого человека: о хранении совести, о том, как переносить искушения, как проходить путь Божий разумно и внимательно, о созидании душевного дома добродетелей. Оптинские старцы так говорили о книге аввы Дорофея: "Соединяя в своих поучениях глубокое ведение сердца человеческого с христианскою простотою, преподобный Дорофей предлагает ясное духовное зеркало, в котором каждый может увидеть самого себя и вместе найти вразумление и совет, как исправить свои душевные немощи и мало-помалу достигнуть чистоты и безстрастия".

Читая эту книгу мы можем от самого святого аввы Дорофея получить ответы на множество вопросов духовной жизни, с которыми сталкиваемся каждый день.

КРАТКОЕ СКАЗАНИЕ О ПРЕПОДОБНОМ ДОРОФЕЕ.

Мы не имеем оснований для точного определения времени, в которое жил преподобный Дорофей, более известный в качестве писателя. Приблизительно же можно определить оное свидетельством схоластика Евагрия, который, в своей церковной истории, писанной, как известно, около 590 года, упоминает о современнике и наставнике преп. Дорофея Великом старце Варсануфии, говоря, что он “еще живет, заключившись в хижине”. Отсюда можно заключить, что преп. Дорофей жил в конце VI-го и начале VII-го века. Предполагают, что он был родом из окрестностей Аскалона. Раннюю молодость свою он провел в прилежном изучении светских наук. Это видно из собственных слов его, помещенных в начале 10-го поучения, где Преподобный говорит о себе: “когда я обучался светским наукам, мне казалось это сначала весьма тягостным, и когда я приходил взять книгу, я был в таком же положении, как человек, идущий прикоснуться к зверю; когда же я продолжал понуждать себя, Бог помог мне и прилежание обратилось мне в такой навык, что от усердия к чтению я не замечал, что я ел, или пил, или как спал. И никогда не позволял завлечь себя на обед с кем-нибудь из друзей моих, и даже не вступал с ними в беседу во время чтения, хотя и был общителен и любил своих товарищей. Когда философ отпускал нас, я омывался водою, ибо иссыхал от безмерного чтения и имел нужду каждый день освежаться водою; приходя же домой, я не знал, что буду есть; ибо не мог найти свободного времени для распоряжения касательно самой пищи моей, но у меня был верный человек, который готовил мне, что он хотел. А я ел, что находил приготовленным, имея и книгу подле себя на постели, и часто углублялся в нее. Также и во время сна она была подле меня на столе моем, и, уснув немного, я тотчас вскакивал для того, чтобы продолжать чтение. Опять вечером, когда я возвращался (домой), после вечерни, я зажигал светильник и продолжал чтение до полуночи и (вообще) был в таком состоянии, что от чтения вовсе не знал сладости покоя”

Учась с такой ревностью и усердием, преп. Дорофей приобрел обширные познания и развил в себе природный дар слова, как о сем упоминает неизвестный писатель послания о книге его поучений, говоря, что Преподобный “был высок по дару слова” и подобно мудрой пчеле, облетая цветы, собирал полезное из сочинений светских философов, и предлагал это в своих поучениях для общего назидания. Может быть, и в этом случае Преподобный следовал примеру св. Василия Великого, наставления которого он изучал и старался исполнять на самом деле.

Из поучений преподобного Дорофея и его вопросов св. старцам, ясно видно, что он хорошо знал произведения языческих писателей, но несравненно более писания св. Отцев и Учителей Церкви: Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоустого, Климента Александрийского и многих знаменитых подвижников первых веков Христианства; а сожительство с великими старцами и труды подвижничества обогатили его опытным знанием, о чем свидетельствуют его поучения.

Хотя мы не знаем о происхождении Преподобного, но из бесед его с великими старцами видно, что он был человек достаточный, и еще прежде вступления в монашество пользовался наставлениями знаменитых подвижников св. Варсануфия и Иоанна. Это оказывается из ответа, данного ему св. Иоанном на вопрос о раздаче имения: “Брат! На первые вопросы отвечал я тебе как человеку, еще требовавшему млека. Теперь же, когда ты говоришь о совершенном отречении от мира, то слушай внимательно, по слову Писания: разшири уста твоя и исполню я (Пс. 80, 11). Из этого очевидно, что св. Иоанн давал ему советы еще прежде совершенного отречения от мира. К сожалению, до нас не дошли все сии душеполезные слова святых старцев. Мы имеем только те из них, которые сохранились в книге Ответов св. Варсануфия и Иоанна.

Не знаем, какая причина побудила преподобного Дорофея оставить мир, но, рассматривая его поучения и в особенности вопросы св. старцам, можно заключить, что он удалился из мира, имея в виду только одно – достигнуть Евангельского совершенства чрез исполнение заповедей Божиих. Он сам говорит о св. мужах в 1 поучении своем: “Они поняли, что, находясь в мире, не могут удобно совершать добродетели и измыслили себе особенный образ жизни, особенный образ действования, - я говорю о монашеской жизни, - и начали убегать от мира и жить в пустынях”.

Вероятно, на эту решимость имели благодетельное влияние и беседы святых старцев; ибо, поступив в монастырь преп. Серида, Дорофей немедленно предал себя в совершенное послушание св. Иоанну Пророку, так что ничего не позволял себе делать без его совета. “Когда я был в общежитии, говорит о себе преподобный, я открывал все свои помыслы старцу Авве Иоанну, и никогда, как я сказал, не решался сделать что-либо без его совета. Иногда помысл говорил мне: не тоже ли (самое) скажет тебе старец? Зачем ты хочешь беспокоить его? А я отвечал помыслу: анафема тебе, и рассуждению твоему, и разуму твоему, и мудрованию твоему, и ведению твоему; ибо, что ты знаешь, то знаешь от демонов. И так я шел и вопрошал старца. И случалось иногда, что он отвечал мне то самое, что у меня было на уме. Тогда помысл говорил мне: ну что же? (видишь), это то самое, что и я говорил тебе: не напрасно ли беспокоил ты старца? А я отвечал помыслу: теперь оно хорошо, теперь оно от Духа Святого, твое же внушение лукаво, от демонов, и было делом страстного состояния (души). Итак, никогда не попускал я себе повиноваться своему помыслу, не вопросив старца”.

Воспоминание о большом прилежании, с которым преп. Дорофей занимался светскими науками, поощряло его и в трудах добродетели. “Когда я вступил в монастырь, пишет он в 10-м поучении своем, то говорил сам себе: “если при обучении светским наукам родилось во мне такое желание и такая горячность, от того, что я упражнялся в чтении и оно обратилось мне в навык; то тем более (будет так) при обучении добродетели, и из этого примера я почерпал много силы и усердия”.

Картина его внутренней жизни, и преуспеянии под руководством старцев открывается нам отчасти из его вопросов к духовным отцам, и наставникам в благочестии; а в поучениях его находим некоторые случаи, свидетельствующие о том, как он понуждал себя к добродетели и как преуспел в ней. Обвиняя всегда самого себя, он старался покрывать недостатки ближних любовью, и проступки их в отношении к нему приписывал искушению или незлонамеренной простоте. Так в 4-м поучении своем, Преподобный приводит несколько примеров, из которых видно, что, будучи сильно оскорбляем, он терпеливо переносил это, и, проведя, как он сам говорит, в общежитии 9-ть лет, никому не сказал оскорбительного слова.

Послушание, назначенное ему игуменом Серидом, состояло в том, чтобы принимать и успокаивать странников, и здесь не раз выказывалось его великое терпение и усердие к служению ближним и Богу. “Когда я был в общежитии, говорит о себе преподобный Дорофей, игумен, с советом старцев, сделал меня странноприимцем, а у меня не задолго перед тем была сильная болезнь. И так (бывало) вечером приходили странники, и я проводил вечер с ними; потом приходили еще погонщики верблюдов, и я служил им; часто и после того, как я уходил спать, опять встречалась другая надобность, и меня будили, а между тем наставал и час бдения. Едва только я засыпал, как канонарх уже будил меня; но от труда или от болезни я был в изнеможении, и сон опять овладевал мною так, что расслабленный от жара, я не помнил сам себя и отвечал ему сквозь сон: хорошо, господин, Бог да помянет любовь твою, и да наградит тебя; ты приказал, - я приду, господин. Потом, когда он уходил, я опять засыпал и очень скорбел, что опаздывал идти в церковь. А как канонарху нельзя было ждать меня; то я упросил двух братий, одного, чтобы он будил меня, другого, чтобы он не давал мне дремать на бдении, и поверьте мне, братия, я так почитал их, как бы через них совершалось мое спасение и питал к ним великое благоговение”. Подвизаясь таким образом, преподобный Дорофей достиг высокой меры духовного возраста, и, будучи сделан начальником больницы, которую брат его устроил в монастыре преподобного Серида, служил для всех полезным примером любви к ближнему, и в то же время врачевал душевные язвы и немощи братии. Глубокое смирение его выражается и в самых тех словах, которыми он говорит о сем в 11-м поучении своем. “Когда я был в общежитии, не знаю, как братия заблуждались (касательно меня) и исповедывали мне помышления свои, и Игумен с советом старцев велел мне взять на себя эту заботу”. Под его то руководством преуспел в столь краткое время и тот простосердечный делатель послушания Досифей, описанию жизни которого посвящено несколько особых страниц сей книги. - Имея с самого поступления в монастырь наставником своим св. Иоанна пророка, преподобный Дорофей принимал от него наставления, как из уст Божиих, и считал себя счастливым, что в бытность свою в общежитии удостоился послужить ему, как сам он говорит об этом в поучении своем о Божественном страхе: “когда я еще был в монастыре аввы Серида, случилось, что служитель старца аввы Иоанна, ученика аввы Варсануфия, впал в болезнь, и Авва повелел мне служить старцу. А я и двери келлии его лобызал извне (с таким же чувством), с каким иной поклоняется честному кресту, тем более (был я рад) служить ему”. Подражая во всем примеру святых подвижников и исполняя делом благодатные наставления отцев своих: Великого Варсануфия, Иоанна и игумена Серида, преподобный Дорофей был, несомненно, и наследником их духовных дарований. Ибо промысл Божий не оставил его под спудом неизвестности, но поставил на свещнике настоятельства; тогда как он желал уединения и безмолвия, что видно из его Вопросов старцам.

По кончине аввы Серида, и св. Иоанна пророка, когда общий наставник их Великий Варсануфий совершенно заключился в своей келлии, преподобный Дорофей удалился из общежития аввы Серида, и был настоятелем. Вероятно к этому времени относятся поучения, в (числе 21) и несколько посланий преподобного, хотя свет учения его распространялся не только в обителях иноческих, но и в мире: ибо многие, привлекаемые славою его подвигов и добродетелей, прибегали к нему за советами и наставлениями, о чем свидетельствует неизвестный писатель послания, служащего предисловием к его поучениям (который, как можно судить по содержанию сего послания, знал лично преподобного Дорофея, и вероятно, был учеником его). Он говорит, что преподобный, сообразно с дарованием (данным ему от Бога), исполнял святое и мироносное служение равным образом в отношении к богатым и нищим, мудрым и невеждам, женам и мужам, старцам и юным, скорбящим и радующимся, чужим и своим, мирским и монахам, властям и подвластным, рабам и свободным: он всем постоянно был все и приобрел очень многих.

К крайнему сожалению, до нас не дошло полного жизнеописания сего великого подвижника, которое без сомнения было бы весьма назидательно. Выбрав из его собственных писаний то немногое, что мы теперь предложили читателям, считаем не лишним присовокупить к сему и свидетельство св. Феодора Студита о подлинности и чистоте писаний преподобного Дорофея. В завещании своем, св. Феодор говорить о сем так: “принимаю всякую Богодухновенную книгу Ветхого и Нового завета, также жития и Божественные писания всех Богоносных отцев, учителей и подвижников. Говорю же сие ради умовредного Памфила, который, придя с востока, оклеветал оных преподобных отцев, то есть Марка, Исаию, Варсануфия, Дорофея, и Исихия; не тех Варсануфия и Дорофея, которые были единомысленны с Акефалитами и с так называемым Декакератом (десятрогим), и были за сие преданы анафеме святым Софронием в его книге, ибо сии совершенно отличны от вышеупомянутых мною, которых я, по преданию Отцев, принимаю, вопросив о сем священноначальствовавшего святейшего Патриарха Тарасия и других достоверных Восточных отцев; да и в учениях вышеупомянутых отцев я не нашел не только ни малейшего нечестия, напротив многую душевную пользу”. Согласно с сим свидетельствует и другой древний писатель Нил, слова которого напечатаны в виде предисловия в книге поучений преподобного аввы Дорофея, в греческом подлиннике и в славянском его переводе. “Известно да будет, говорит он, касательно сей душеполезной книги, что было два Дорофея и два Варсануфия; одни недуговавшии учением Севира, а другие по всему православные и достигшие совершенства в подвигах (благочестия); сии то самые и упоминаются в предлежащей книге, почему мы и принимаем оную с любовью, как произведение сего аввы Дорофея блаженного и достославного в Отцах.

Послание о книге сей к брату, просившему, чтобы прислали ему найденные слова преподобного отца нашего аввы Дорофея, которому и похвала здесь содержится с кратким его жизнеописанием, и сказание о жизни аввы Досифея.

Хвалю твое усердие, ублажаю твою благословенную и воистине добролюбивую душу за тщание о благом, многолюбезный брат. Ибо так трудолюбиво испытывать и искренно хвалить сочинения и дела блаженного поистине и богодостойного отца нашего, дару Божию тезоименитого, значит хвалить добродетель, любить Бога и заботиться об истинной жизни. Похвала, по словам блаженного Григория, рождает соревнование, соревнование же добродетель, а добродетель - блаженство. И так должно радоваться и сорадоваться поистине таковому твоему преуспеянию; ибо ты сподобился последовать стопам того, который подражал Кроткому и Смиренному сердцем, который, последуя душевному самоотвержению Петра и прочих учеников Христовых, так отвергнул от себя пристрастие к видимым вещам и так предал себя делам, угодным Богу, что и он, как я твердо знаю, мог с дерзновением сказать Спасителю: се мы оставихом вся и в след тебе идохом (Мат. 19, 27). От того и скончався вмале с Богом, исполни лета долга (прем. 4. 13). Не в видимых пустынях и горах пребывал он, и не полагал великим иметь власть над дикими зверями, но он возлюбил душевную пустыню, и желал приблизиться к горам вечным, дивно просвещающим, и наступать на душегубительные главы мысленных змей и скорпионов. Сих вечных гор он вскоре и сподобился достигнуть, с помощью Христовою, страдальческим отсечением своей воли; а отсечение своей воли открыло ему непогрешительный путь св. отцев, который показал ему блаженное оное бремя легким, и спасительное и благое иго, поистине благим. Отсечением же своей воли он научился лучшему и дивному способу возвышения - смирению, и принятую от святых старцев заповедь: “будь милостив и кроток” исполнил на самом деле, а чрез сие украсился всеми добродетелями. Блаженный всегда носил во устах оное старческое изречение: “достигший отсечения своей воли, достиг места покоя”. Ибо он, старательно испытав, нашел, что корень всех страстей есть самолюбие [В греческой книге прибавлено: т.е. любовь к успокоению своего тела]. На сие же самолюбие, рождающееся от сладостно-горькой нашей воли, наложив такое действительное лекарство (т.е. отсечение воли), он (вместе) с корнем заставил увянуть и лукавые отрасли, соделался истым возделателем бессмертных плодов и пожал истинную жизнь. Усердно поискав сокровенное на селе сокровище (Мат. 13), найдя и усвоив его себе он обогатился поистине, получив богатство неистощимое. Я желал бы иметь достаточную силу слова и мысли, чтобы сподобиться изложить по порядку и святое житие его, на общую пользу, в очевидный пример добродетели, показав как он шел тесным и вместе пространным, преславным и блаженным оным путем. Ибо тесным называется путь сей потому, что идет неуклонно, и нераздвояясь держится между двух скользких стремнин, - как Божий друг, и Великий по истине, Василий объясняет тесноту прискорбного и спасительного пути. А пространным, путь сей называется по причине беспристрастия и свободы шествующих по нем, ради Бога, и особенно по высоте смирения, которое одно только, как сказал Антоний Великий, бывает выше всех сетей диавольских. Поэтому и на нем (преподобном Дорофее) поистине исполнилось изречение широка заповедь твоя зело (Псал. 118, 96). Но cие, как невозможное для меня, я оставляю, хорошо зная, кроме всех других добрых свойств блаженного, и то, что он, подобно мудрой пчеле, облетая цветы, и из сочинений светских философов, когда находил в них что-либо, могущее принести пользу, то без всякой лености в приличное время предлагал в поучении, говоря между прочим: “ничего в излишестве,” “познай самого себя,” и тому подобные душеполезные советы, к исполнению которых побуждает меня, как было сказано, если не благоразумное произволение, то невольное мое бессилие. А что мне повелела ваша усердная и добролюбивая душа, то я смело и сделал, устрашаясь тяжести преслушания и боясь наказания за леность, и с сим писанием послал вам, благоразумным о Боге торжникам, лежащий у меня без действия талант, т.е., найденные поучения сего блаженного: и те, которые он сподобился принять от своих отцов, и те, которые он сам предал своим ученикам, творя и уча по примеру нашего истинного Наставника и Спасителя. Хотя и не все слова сего Святого могли мы найти, но только очень не многие, и те были (сперва) рассеяны по разным местам, и уже по устроению Божию собраны некоторыми ревнителями; но довольно будет предложить и сие, малое для правомыслия разума твоего, по сказанному: даждь премудрому вину и премудрейший будет(Притч. 9, 9). Каков был блаженный Дорофей, к цели иноческого жития по Богу наставляемый, и согласно намерению и житие восприявший, -я воспоминаю умом своим. В отношении к духовным отцам своим, он имел крайнее отречение от вещей и искреннее повиновение по Богу, частое исповедание, точное и неизменное (хранение) совести, и, в особенности несравненное, послушание в разуме, будучи во всем оном утверждаем верою и усовершаем любовью. В отношении к подвизавшейся с ним братии (он имел): стыдливость, смирение и приветливость без гордости и дерзости, а более всего - добродушие, простоту, неспорливость, - корни благоговения и доброжелательства и сладчайшего паче меда единодушия - матери всех добродетелей. В делах же, -усердие и благоразумие, кротость и спокойствие, признак доброго нрава. Относительно вещей (которыми он распоряжался к общей пользе), в нем были тщательность, опрятность, потребное без пышности. Все это вместе взятое с другими качествами, в нем управляемо было Божественным рассуждением. А прежде всего и выше всего были в нем - смирение, радость, долготерпение, целомудрие, любовь к чистоте, внимательность и поучительность. Но кто начал бы вычислять все подробно, тот уподобился бы желающему исчислить дождевые капли и морские волны, да и никто не должен, как я сказал прежде, решаться на дело, превышающее его силы. Лучше предоставлю вам сие приметное исследование, и вы конечно насладитесь им и поймете, от какой жизни и от какого блаженного пребывания, Божественным промышлением, все ко благу устрояющим, приведен был к поучению и попечению о душах сей милосердый и сострадательный отец, поистине достойный учить и просвещать души, великий в разуме и величайший в простоте, великий в мудрости и больший в благоговении, высокий в видении и высочайший в смирении, богатый по Богу и нищий духом, словом сладкий и сладчайший в обращении, искусный врач для каждой болезни и каждого врачевания. Он, сообразно с дарованием исполнял оное святое и мироносное служение равным образом в отношении к богатым и нищим, мудрым и невеждам, женам и мужам, старцам и юным, скорбящим и радующимся, чужим и своим, мирским и монахам, властям и подвластным, рабам и свободным. Он всем постоянно был все и приобрел очень многих. Но уже пора, возлюбленный, предложить тебе сладкую трапезу отеческих слов, которой каждая часть и изречение, даже самое малейшее, приносит не малую пользу и приобретение. Ибо хотя сей Божественный и дивный муж и высок был по дару слова, но, желая, по заповеди, снизойти и в этом, и явить собою пример смиренномудрия, он предпочитал везде смиренный и простой образ выражения и невитиеватость речи. Ты же, найдя наслаждение, достойное твоего блаженного и искреннего рачения, радуйся и веселись, и подражай жизни тобою достойно вожделенного, моля Владыку всех и о моем неразумии. Сперва же скажу я вкратце о блаженном отце Досифее, который был первым учеником святого аввы Дорофея.

Поучения аввы Дорофея. Московское подворье Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря, изд-во "Правило веры", М., 1995.

был родом из Аскалона и раннюю молодость провел с семьёй в Газе. В юности глубоко изучал светские науки; возможно, его учителем был известный философ Прокопий Газский. Семья Дорофея была состоятельной; впоследствии его брат на свои средства построил в монастыре аввы Серида лечебницу. Монашеский постриг святой Дорофей принял не сразу, а проживал некоторое время рядом с монастырём, используя средства своего большого наследства. Поступив в монастырь преподобного Серида, Дорофей стал келейником святого Иоанна Пророка и был его послушником в протяжении десяти лет. Основным его послушанием в монастыре был прием странников, к которому он проявлял великое терпение и усердие. Он был наставником преподобного Досифея. Не ранее 540 года,после смерти игумена аввы Серида и святого Иоанна Пророка Дорофей удалился из общежития аввы Серида. Возможной причиной этого стало желание братии избрать его игуменом, от чего он по смирению отказался. Вскоре рядом с Дорофеем начали селится другие монахи и он основал собственный монастырь, настоятелем которого оставался до самой своей смерти в 620 году. Авва Дорофей знаменит своим литературным наследием: поучениями (числом 21), посланиями (числом 10) и записью ответов старцев Варсонофия Великого и Иоанна Пророка на вопросы преподобного Дорофея (числом 87). Труды аввы Дорофея являются классикой аскетической литературы, изучаются монашествующими и мирянами как источник анализа помыслов и движений души христианина. Об отвержении мира О смиренномудрии О совести О страхе Божием Не полагаться на разум Не судить ближнего Укорять себя, а не ближнего О злопамятности Не должно лгать Путь Божий Отсекать страсти О страхе мучения Искушение О добродетели

На нашем сайте вы можете скачать книгу "Душеполезные поучения аввы Дорофея. Избранное" Преподобный авва Дорофей бесплатно и без регистрации в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.